Глава 4
Свадьба

    И вот наконец-то настал этот день ! Как же долго тянулись последние дни, сколько было много приготовлений. Отец Кузьма не поскупился. Гостей собралось, чуть ли не пол города. Развели огромные шатры во дворе нового дома Родомира. Тканей ушло, не меряно.  Специально по такому случаю были вскрыты практически все запасы меда, что копила их семья на протяжении двух поколений. Наверное, отец решил это сделать как бы в подтверждение своей фамилии. Древней, народной фамилии - Бродники уходящей своими корнями в дальнюю старину. Так называли лесных людей, промышлявших медом. Что и говорить шесть или семь поколений назад, перед тем как стать настоящими купцами семья Родомира промышляла тем, что собирала по лесам мед и приторговывала им на местном торжке, потом, освоившись с технологией, начали они варить вкусную и хмельную медовуху. И лишь после того, как они, окончательно освоившись, встали на твердые купеческие ноги, начала семья свою торговлю. Правда, были у них и темные моменты, которые помогли накопить капитал. Но так бывает практически у всех, кто стал сказочно богат. Сколько же прошло с тех пор времени! Кто же сочтет? Но, наверное, только сейчас, в подтверждении того, что все же  их древние предки были простые собиратели меда, отец Родомира решил, все же, оторваться на свадьбе своего старшего сына, вынесши из погребов практически все запасы хмельного своей семьи.

   Впрочем, чего не сделаешь ради любимого старшего сына. Сын был гордостью старика. Он был самой лучшей его инвестицией. Будучи полностью покорным, своему папеньке он делал все, что тот бы не пожелал - учился, осваивал семейное дело, и даже влюбился так удачно. Был радостью всей семьи. И вот, наконец, пришло время отдачи. Отделяя сына, отец решил поручить ему одно из самых важных семейных дел - торговля на восточном направлении. Именно оттуда поступал основной поток товаров для их дальнейшей перепродажи, как в Новгороде, так и для снаряжения небольших торговых кораблей на запад. Со спецификой восточного направления Родомир освоился на редкость быстро и бодро. Особенно учитывая тот факт, что гонять сами караваны по Великому Шелковому Пути ему не было никакой надобности. Все делали их наемные слуги. Примитивно говоря - он лишь вкладывал средства в поездку и получал товар. Безусловно, сама схема была намного сложнее, настолько, насколько могла быть сложной торговая схема в те древние времена, она включала множество посредников, в ней было задействованы люди из разных стран. Но, все сложности пока брал на себя отец и другие старшие из их семьи - родичи, холопы и деловые партнеры. Так что Родомиру еще предстояло многое узнать, но он не был особо заморочен этим. В конце концов, жизнь прекрасна, особенно она прекрасна, когда у тебя красивейшая невеста, много денег, роскошно обставленные хоромы и множество холопов. Такой ход мыслей любимого сына, хотя и тревожил старика, но его кротость и покорность перевешивало этот, с точки зрения, бывалого купца недостаток.
 
  Безусловно, сверстники Родомира стремились вырваться из тесного мирка их города. Купеческие дети, как правило, бредили далекими странами. Дети дружинников новыми походами. Он же не бредил ничем кроме спокойной и сытой жизни с горячее любимой женой. При этом он был настолько послушен воле родителей, что такое безразличие полностью усыпило их настороженность относительно безучастности их сына к страстным юношеским стремлениям его друзей. Впрочем, он и без особых стремлений покинуть отчий дом был всегда востребован и в компании друзей и среди родичей. Посему особого желания, что-либо поменять в своей жизни у него не было. Зачем что-то менять, если и так все хорошо, все тебя любят и всем ты нужен. А востребованность сына купца росла с каждым днем, особенно по мере его погружения в семейное дело. Ну к этому конечно же немало приложился и старик-отец. Еще с раннего детства он старался брать Родомира везде, где только мог. Это были и торговые сделки, и разные небольшие поездки по делам. Всем семейным премудростям он старался учить его сам. Учил всему, чему знал сам. А знал он немало ! Ну а чему было учить недосуг - обучили учителя. На них Кузьма тоже не поскупился. Греческому и латыни мальчика обучали монахи. Персидскому и арабскому языкам купленный на востоке раб книжник. Ух, и отвалил же за него деньжищ  тогда Бродник. Ну, дело того стоило. Наверное, во всем Новгороде не сыскать такого знающего иные языки отрока.
 
    Размышляя обо всем этом, старик Бродник сидел за роскошным столом в окружении нескольких сотен гостей. Это были родичи - близкие и дальние, деловые партнеры, друзья семейства, просто соседи:Ради такого случая лучшие люди города пожаловали на веселье. Брага лилась рекой. Изрядно захмелев, гости пускались в пляс, после опять садились за стол, веселье продолжалось без остановки. Лучшие гусляры города играли без перерыва. Молодые люди постоянно крутили хороводы посреди большого просторного зала. Так что веселье не прекращалось ни на мгновение.
 
    Старый Бродник опять погрузился в свои мысли. Впрочем, почему старый? Лет то ему не более 40. Но чувствовал он себя намного больше. Постоянная суета, купеческие дела сильно истощили Кузьму. Ритм и образ жизни тогда были крайне суровые. И хоть особые потрясения тех лет - постоянные набеги, ссоры князей за которыми порой шли истребления и порабощения, подвластных проигравшему князю людей, Кузьму не коснулись, все же постоянное напряжение погруженного в свое дело человека отложила на нем неизгладимый отпечаток. И эта свадьба, свадьба первенца была для него вожделенной наградой. Наградой за те долгие годы трудов, недосыпаний, постоянной борьбы с конкурентами. Он сделал все, что бы она состоялась. А сколько стоило трудов уломать воеводу - отца невесты. Это знал только он.

    Этот вояка долго артачился, ну или, по крайней мере, делал вид, набивал себе цену так сказать. <Ну да ничего! Мы люди не гордые, не княжеских кровей! >-думал тогда Кузьма, когда неоднократно ходил на поклон к Воеводе с подарками. Но дело того стоило. В конце концов, вояка смягчился. Он хоть и княжеского рода, но временами крайне нуждался в деньгах. После того как купец пару раз ссудил его нехилой суммой денег, он стал более сговорчив. Да и где он еще найдет своей дочери лучшего жениха? Отдать за князя, ну так век княжеский порой так недолог! Постоянные междоусобицы. А чем оканчивают свою жизнь близкие проигравшего князя  - известно всем. В лучшем случае их приютят где-то на задворках Руси, а ведь туда можно и не доехать. Сколько сгинуло таких семей - всем известно. Ну а девке что? Пойдет либо на поругание, либо в монастырь. Монастыри хоть и стали недавним новшеством, ну уже начали играть роль прибежишь для разных обездоленных, скитальцев и сирот. Конечно же, такой судьбы для своей дочки воевода не хотел. Вот и дал себя, в конце концов, уломать на этот не равный с точки зрения его сословия брак. <Ну вот и с княжеским родом породнились> - Подумал Кузьма. Теперь потомки Рюриковичами будут. - <Хотя от такого родства порой проблем больше чем пользы, особенно когда родичи ввяжутся, в какую ни будь, политическую авантюру с последующей кровавой разборкой. Проблем потом не оберешься!> Но, воевода Всеволод все же вроде поумнел. Наверное, сказалась купеческая жилка. Да и состоянием своим он был отчасти обязан Кузьме. Если бы Кузьма тогда несколько раз не выручил его - неизвестно как бы обстояли дела Воеводы сейчас. Старый купец-вояка был неоднократно на грани банкротства из-за своих военно-купеческих авантюр, и только ссуженные Кузьмой деньги, да связи, которые он умело в нужный момент применил, спасли добро воеводы от полного разорения и даже от лишения головы. Все это Всеволод оценил, выдавая дочку замуж. ну теперь как говориться - <Мир да любовь!>

   Венчание получилось на редкость пышным. И хотя главная церковь в те времена не была столь сильно украшена как в Византии, но тем не менее она ни чем не уступала Киевской. Молодые на фоне всех гостей выглядели просто великолепно. Они стояли, нежно держась за руки. Любава была хороша и румяна. Лицо Родомира тоже светилось каким-то по-особенному страстным блеском. Чувствовалось, что юноша еле сдерживает свое возбуждение от всего происходящего. И когда поп произнес <Венчается Раб Божий Рабе Божьей:.>, у Кузьмы, наконец, то внутри возникло чувство умиротворенной завершенности от сделанных им трудов за все эти долгие годы его тяжелой купеческой жизни. Странно, что воевода выглядел как-то странно очень напряженным. На его лице постоянно пробегала тень тревоги. Такого Кузьма за ним никогда не замечал ранее. Безусловно, будучи княжеского рода и вдобавок человеком, повидавшим виды, Всеволод был подвержен разным страстям, но такого выражения лица за ним Кузьма никогда не припоминал. Оно выглядело не просто тревожным, скорее выражало какую-то детскую безысходность вместе с едва скрываемым страхом такую не свойственную людям его типа. Впрочем, кое-как воеводе удавалось подавлять свои чувства, так что заметить их на его лице можно было только при очень внимательном всматривании. <Да! Переживает княжич! Видать думал все же для дочки лучшую партию устроить> - подумал купец, - <ну да ничего! Все перемелется!> Венчание между тем уже подходило к концу и все приглашенные стали понемногу собираться на веселье.
  Прокручивая у себя в голове эти мысли, сидел за праздничным столом, и попивал уже неизвестно какую чарку меда, купец Кузьма. На лице его было явно чувство глубокого удовлетворения, и даже непонятное волнение воеводы никак не отразилось на его настроении.

   Между тем воевода был сам не свой. Нет, конечно, свадьбой своей дочери он был доволен. Пришлось, конечно, понабивать себе цену. Все же княжеских кровей. Так что крути не верти, а брак не равный. Но, прекрасно осознавая, что время нынче тяжелое и лучшей партии для дочки ему явно не сыскать, он был весьма удовлетворен. Да и парень, Родомир ему явно нравился. Не то, что его оболтусы. Все к князю в Киев подались на службу. Конечно жизнь дружинника, пускай и не простого все равно порой довольно коротка. Но из четырех сыновей, глядишь, не все сгинут, да и потом как он мог их всех удержать при себе. Нрава они у него выдались горячего - все в мать. Жена Всеволда была пленницей - аланкой. Купленной на базаре по очень дорогой цене. По началу она у него оставалась простой рабыней наложницей, но когда она родила ему третьего сына, он решил с ней все же повенчаться. Так они и жили, до самой ее смерти. Пятые роды были очень тяжелыми. Не выжила, да и ребенок тоже. Долго горевал тогда Всеволод, все же столько лет прожили вместе, ну а потом как-то все со временем рассосалось. Хотя он часто вспоминал ее, особенно глядя, как подрастают сыновья, похожие на мать и норовом и некоторыми чертами лица. Тяжело ему было с ними расставаться, но что поделать. Таково течение жизни, ну а там как Бог даст. Может быть, все как-то перемелется, и вернуться живыми с добром, ну или там, в Киеве, найдут свое счастье.
   
    Воеводу беспокоило другое. Накануне свадьбы, когда он шел к озеру омыться, с ним произошел какой-то странный случай. День был туманный. Выехал Всеволод из своих хором, как всегда на красивом вороном жеребце, в сопровождении холопов, и по знакомой дороге направился в сторону озера. Дорога ближе к лесу начала сужаться и превращаться в тропинку. В воздухе стоял очень густой белый туман. Почти возле самого леса туман стал загустевать настолько, что воеводе показалось, что он делает один шаг за минуту. Он никак не мог достичь самого леса. Шаги все растягивались и растягивались.
     Внезапно на тропинке возник старик. Длинные спутанные космы свободно спадали ему на грудь. На груди его было множество амулетов надетых поверх холщевого белого одеяния спадающего до самых ног, которых из-под одежды совсем не было видно. В руках старец держал палку, на которую был насажен человеческий череп. Голубые глаза старца сияли такой выразительной глубиной, что Всеволод потерял дар речи. По мере приближения к старику воевода начинал входить в гнетущее оцепенение. Холопы, которые по пятам следовали за ним, почему-то полностью исчезли из вида. Тьма окутала Всеволода, и он плавно вошел в забытье.
  Очнулся он уже у озера. Его, как будто бы ничего и не произошло, по- прежнему окружали холопы. Они услужливо помогли ему сойти с лошади и направиться прямиком по направлению к воде. Состояние Всеволода было явно разбитое, как будто бы он накануне выпил не менее бадьи хмельного меда. Расспросы холопов, конечно же, ничего не прояснили. Они все как один клялись, что ни на минуту не покидали хозяина, и само собой не видели никакого старика, а все было как обычно. То есть ничего странного слуги не заметили, и это еще больше смутило и запутало Всеволода. <Чертовщина какая-то. Наде же было такому привидеться >- Подумал воевода, и сразу же, как есть плюхнулся в озеро. Свежая, холодная вода освежила его еще не старое тело.    Мысли постепенно стали собираться воедино, но память предательски никак не  хотела сообщить, что же произошло потом, когда он вплотную приблизился к старцу.
    Старец безусловно походил на волхвов, которых во множестве истребляли князья и их слуги, насаждая греческую веру во Христа. Так что представление о том кем мог бы быть, этот старик Всеволод имел. Он не был суеверен, так как старая языческая вера практически вышла из него, а новая христианская еще не прижилась настолько, что бы списать произошедшие с ним события на происки сатаны. Это было смутное переходное время на стыке 2-х религий. И хотя христианство уже практически победило и вошло в их жизнь своими обрядами и таинствами, тем не менее, евангелие народ еще знал очень плохо.
     Всеволод четко решил, что старец, безусловно, волхв, но какой-то очень необычный волхв. Он не был похож ни на одного волхва, которых видел воевода в течении всей своей жизни. А повидал он их, особенно в молодости, немало. Что-то запредельно неземное было в этом существе. И, хотя он наверняка знал, вернее, чувствовал, что между ними был разговор и разговор о чем-то очень важном - об его Воеводиной жизни, о чем-то очень нехорошем в прошлом, о будущем, и что самое поразительное, о чем-то связанном со свадьбой и его любимой единственной дочкой Любавой. Что-то должно было произойти. Что-то страшное или неприятное на этой свадьбе, но вот что? Как ни напрягался княжич, он ничего не мог вспомнить. Как будто бы разговор происходил вне сферы его теперешнего сознания. И что больше всего озадачивало его, так это то, что он полностью чувствовал разговор со старцем, но никак не мог переложить его на слова или образы и, следовательно, осмыслить. Но тот страх, который он испытал в конце - никак не покидал его.

   Всю ночь воевода проспал в бреду. Липкий от холодного пота он встал с утра, собираясь в церковь на венчание дочери. Когда холопы одевали его, он несколько раз чуть не лишился чувств, разбитость была такая, что ноги еле слушались его. Превозмогая себя - все же из древней семьи  воинов он кое-как с помощью слуг оделся и вышел на крыльцо. Любава уже была готова идти под венец - вся нарядная она сияла красотой молодостью и свежестью. Какое-то по-особенному сильное тепло исходило от нее. Воеводе немного полегчало. Видя счастливое лицо дочери, ему так же стало тепло. Спокойствие и умиротворение  хоть ненадолго, пронизало все его тело.
  - Ну что, готова дочка? Тогда пойдем! - Сказал он, приказывая слугам подавать запряженных еще с утра лошадей пар, из ноздрей которых легкой дымкой медленно поднимался вверх.

Продолжение следует....

© Х. Евсеев 2009
Сайт создан в системе uCoz